Алгебра тем отличается от арифметики, что оперирует абстрактными переменными, а не конкретными цифрами. Это позволяет понять суть, выстраивать закономерности и прогнозировать события.
Поэтому, без использования конкретных названий, возьмем некую страну, с индустриально развитым и денежным востоком, который говорит на языке еще более восточного соседа и менее развитым с деловой точки зрения западом, говорящем на другом языке, разумеется, более близком к западному соседу страны. Неоторое время язык одной половинки насильственно прививался на территории другой половинки, а затем процесс повернулся вспять. В этой стране есть столица, которая территориально принадлежит одной из половинок, но в ней говорят преимущественно на языке другой из половинок. Исторически половинки страны принадлежали разным влиятельным империям, а в недавней истории страны были времена, когда одной половине страны насаждали язык другой половины. Глава государства не способен нормально изъяснятся на языке одной из половинок. Половинки страны по-разному голосуют на выборах и постоянно выясняют кто кого кормит. В одной половике страны говорят “г”, а в другой ту же букву произносят как “кгх”. В крупнейшем городе восточной половины страны сосредоточена самая большая в стране еврейская диаспора. О какой стране идет речь?
Неправильно – о Бельгии. Украина, оказывается, не уникальная страна. Но, в отличие от более зрелых государств, которые поняли, что нет смысла «унитизировать» страну, в Украине жива детская наивная идея об «унитарном» государстве, о «единой и неделимой». В Бельгии даже не пытаются «клеить» страну. Есть Валлония и есть Фландия. У каждой половинки свой уклад и своя судьба. А в Украине все усилия и деньги, которые направляются на поддержание иллюзии единства нации вылетают в трубу лишь потому, что единства все равно нет, как бы ни хотелось этого каким-либо патриотам. Насаждение одного языка в регионах, говорящих на другом, законы, унифицирующие языковое пространство – от Конституции до закона «О рекламе» – все это описывается одной простой поговоркой: «Плевать против ветра». Мало того, чем больше создается это искусственное напряжение, тем больнее будет разрыв. А если напряжение снять, то и разрыва не будет.
Восток Украины так привязан идейно к России не потому, что они все – предатели и кацапы. А потому, что им просто не комфортно, когда их русскоязычным детям в школе навязывают украинский язык. Им неприятно, когда Пушкин попадает в «иностранную литературу». Им обидно, что на русский язык выделяется один урок в неделю и тот – в пятницу, вместе с с уроком труда и уроком безопасности жизнедеятельности – «левыми» предметами. Дети вырастают неграмотными. Они не владеют украинским как родным, но и не умеют толком писать и читать по-русски. А учитывая то, что язык – это инструмент мышления, мы все думаем словами, а не картинками, то выходит, что следующие поколение вырастает глупее, а не умнее предыдущего. И это видно уже сейчас. Будут ли счастливы и уверены в себе люди, чьи дети глупее их?
Точно также как Запад Украины стремится не в Евросоюз, а в безвизовый проезд в Европу, так и Восток стремится не в Россию, а просто хочет сохранить свою культуру и готов потерять многое, но иметь право учить детей на своем языке, смотреть телевизор и читать газеты на своем языке и на своем языке судиться и быть судимым.
Почему считается верным «автоматическое» мышление: Если – Украина, то все должны говорить на украинском? Почему нет вообще бельгийского языка? Почему нет канадского, швейцарского, кенийского, угандийского? Откуда эта закомплексованность и несвобода? Откуда эта тяга к признанивю: «Ну согласитесь, мы же единая нация»?
Если Восток хочет русский язык – пусть он его получит. Если Запад хочет кататься в ЕС без визы – пусть они это тоже получат. Не надо ни для первого, ни для второго тащить за чуб всю страну в какое-либо рабство – европейское или российское. Чтобы собака перестала срываться с поводка, нужно этот поводок от нее отстегнуть. И дело не в том, что она теперь не будет срываться потому, что не с чего и убежит. Дело в том, что она убегать не будет. Ей не будет смысла рваться к свободе, если она у нее уже есть. Хозяин, который выгуливает собаку на поводке, на самом деле, выгуливаем этой собакой. А хозяин, который отстегнул собаку, выстроил со зверем такие отношения, при которых это проблема собаки не потеряться и вернуться домой к вкусной миске и теплой подстилке.
Почему же тогда власть не делает столь очевидные вещи, не отпускает поводок? И почему люди продолжают верить в «единство» нации? Ответ на второй вопрос прост: Людей так учат. Их так учат в школе, спонсируемой государством и прошивающей нужную зомби-прошивку в мозги невинных детей, их так учат по телевизору и в газетах. И когнитивный диссонанс, вызванный разницей между реальностью и тем, чему учат, тем, что генерирует «общественное мнение», тем, что рассказывает пропаганда и создает в людях этот уродливый комплекс неполноценности, направляет людей к действиям, требующим корректировки реальности или корректировки восприятия этой реальности. Мы не те, кем себя представляем. Мы – другие и, как кажется многим, мы хуже, чем воображаем себя. Нам прошили мозги голословными утверждениями о том, что единая страна – лучше, о том, что в доме каждого сразу будет жизнь хуже, если он будет жить в стране меньшего размера или в стране, где центральная власть имеет меньше полномочий, нам привили патриотические ценности, и мы продолжаем за что-то, непонятно за что, любить не просто свою родину, место где мы родились, а всю страну на 2000 километров в поперечнике. Почему так учат людей и почему людям искажают их сознание понятно — так учат потому, что это выгодно власти. И тогда нам нужно ответить лишь на первый вопрос: Почему это выгодно власти?
Чтобы ответить на этот вопрос, придется обратиться к аналогиям меньшего масштаба. Представьте себе деревню, в которой есть нужда построить колодец. Один на всех. Считается, что в этом случае все каким-то волшебным образом сами соберутся и вместе выкопают колодец. Но, на практике, копает кто-то один или несколько тех, кому это больше всех надо, а остальные потом пользуются колодцем бесплатно. А если есть задача, которую можно было бы решить вскладчину, но она неразрешима силами тех, кому «больше всех надо», то она и не будет никогда решена лишь потому, что экономически целесообразнее не участвовать в создании общественного блага, так как им потом все равно можно будет воспользоваться бесплатно. Кодовый замок на колодец не повесишь, верно?
Общество решило задачу создания общественных благ достаточно просто – оно научилось применять насилие. И сообщества людей, использующих внутреннее насилие оказались более эффективными по сравнению с теми, которые существовали без такового. Насилие оказалось необходимым для того, чтобы прийти с дубиной к каждому подворью и взять денег на постройку колодца. Разумеется, для осуществления этого насилия, необходимо было организовать аппарат насилия, который также является общественным благом и потому финансируется за счет общины благодаря этому же насилию.
Но общество практически никогда не согласится добровольно на применение насилия к себе. Как правило, в мирную деревню просто приходил бандит и говорил: «Так, все – на мороз, теперь все ваше – мое». Это так называемый «приходящий бандит». Он грабил все подчистую.Но у бандитов также была своя эволюция и наиболее успешным оказался «стационарный бандит». Тот, кто сообразил, видимо уже разграбив все дотла вокруг себя, что лучший куш можно получить, если не отбирать все, а отбирать по максимуму, но так, чтобы люди смогли восстановиться и произвести еще больше к следующему сроку сбора дани. А наиболее продвинутый бандит, чтобы люди отдавали ему свое заработанное добровольно, стал давать людям больше, чем они отдают ему, но при этом не оставался в накладе.
Продвинутый бандит, сидя у костра и обгладывая бедренную кость свежеугнанной из деревни коровы, подумал, что вот, его товарищи по банде были бы готовы заплатить по 1 монете за право погреться у костра. Костер стоит 10 монет, а товарищей 20. Если соберу со всех по 1 монете, то я им и костер организую и сам половину себе заберу. Причем отдадут они мне эти деньги добровольно. А если они отдадут мне их добровольно, то мне нужно будет расходовать меньшие средства на поддержание аппарата насилия, и я заработаю еще больше.
Таким образом, продвинутый бандит стал администратором создания общественных благ, получивший от народа практически добровольное право на осуществление насилия над ним и, при этом, продолжающий присваивать себе большую часть результата труда общины. Оказавшись эффективнее своих упырей-соседей и получивший возможность использовать высвободившуюся армию в целях экспансии, такой продвинутый бандит начал захватывать все больше и больше территорий, при этом, получая полную поддержку захваченного населения, до тех пор, пока не сталкивался с еще одним столь же продвинутым бандитом.
Эффект масштаба не заставил себя долго ждать. Во-первых, люди начали просить у бандита общественные блага, а не пытаться их получать самостоятельно. И бандит получил еще одну возможность: Если деревня Зазнобино хочет получить дорогу к деревне Улетово и каждый готов платить ха это по одной монете, то и деревня Улетово желает тоже самое и также готова платить за это деньги. Бандит соберет денег со всех и построит дорогу, присвоив себе уже не половину собранного, а три четверти. И при этом все будут довольны. Во-вторых, бандит, чтобы придать еще большую иллюзию добровольности устроил демократию и сказал – вы можете меня даже выбрать, если я вам не нравлюсь как узурпатор. И, в условиях «демократии», бандиту теперь достаточно обеспечивать лояльность не всего населения, а лишь той части, которая составит большинство из пришедших на избирательные участки. Остальных можно снова грабить сильнее, рассказывая, при этом, басни про то, что бандита выбрал народ демократическим большинством, вот, смотрите, бюллетени.
Также продвинутый бандит вообще узурпирует монополию на поставку населению общественных благ и устроит людям «бесплатное» образование, здравоохранение, общественный порядок и т.п. – чем больше общественных благ он будет администрировать, тем лучше самому бандиту, но не людям. Люди даже перестанут задавать себе простые вопросы: «Почему своего участкового милиционера финансирую не я с соседями, а Министерство внутренних дел? На кого работает милиционер?», «Как судья может быть независим, если его работа оплачивается бандитом, а не общиной, в которой он – судья?», «Кто, как не я, виноват в том, что лифт не работает, а в подъезде не горят лапочки?».
Теперь нам становится понятно, что «единая Украина» это просто – гарантия для власти получить больше денег с контролируемой территории, не обременяя себя сильно отдачей людям части награбленного и используя демократию как инструмент легитимизации своей власти. То есть, инструмент экономии средств на подержание полицейского аппарата.
«Демократия» – очень хороший инструмент эксплуатации. Хотя Мари́ Жан Антуа́н Николя́ де Карита́, марки́з де Кондорсе́, еще в 1785 году показал, а лауреат нобелевской премии Кеннет Джозеф Эрроу в 1951 году обобщил и доказал математически что выборы, в которых нужно отдавать один голос за одного кандидата никогда, ни при каких обстоятельствах, не позволят принять решение, устраивающее большинство избирателей. Его теорема так и называется «теорема о невозможности коллективного выбора». Для оптимального коллективного выбора нужно не простое голосование, а ранжирование. Но бандит не допустит такого никогда. Он будет шантажировать: «Или отдай голос мне или отдай непонятно кому, его все равно не выберут».
Но Украина –не едина и исторически, и политически. Есть Юг, есть Буковина, есть Крым, есть Закарпатье, есть Волынь, есть Донбасс, есть Центр. Все наиболее успешные государства, если смотреть на уровень счастья населения и удовлетворенности людей от жизни – или федерации с высоким уровнем полномочий на местах или просто небольшие страны. В таких странах сложнее воровать много и приходится больше делиться с народом. В таких странах работают репутационные отношения и чиновник скорее подаст в отставку, чем продолжит занимать с позором свое теплое место. В таких странах и хотят жить украинцы, мечтая об иммиграции. Но почему-то они не стремятся сделать такой страной Украину.
У нас не просто «комплекс неполноценности» Мы похожи на муху, которая бьется об стекло и не догадывается отлететь в сторону и найти форточку. Мы тратим силы и ресурсы на поддержание мифа, а не собственное благосостояние. Мы верим, что сменив власть мы автоматически поменяем лифт у себя в доме. Хотя, на самом деле, нужно просто лишить бандита территории, с которой он собирает дань