Когда я был маленьким, у меня была еврейская родня. Это были дочери сестры моей прабабушки, которые помогли моей бабушке устроиться на работу на завод Транссигнал в Киеве. На этом заводе бабушка проработала с 14 лет до самой пенсии. Это спасло ей жизнь во второй раз и она не умерла от голода во время войны. Первый раз ей спасла жизнь сентиментальность полицая, который помог ей, ее брату и маме сбежать от расстрела. Моя прабабушка победила в нацистском бинго и была не только еврейкой но еще и женой комиссара. А мир был не был не без «добрых» людей. Тем более, что у прабабушки были коровы в хозяйстве.
Бабушка очень ценила своих киевских двоюродных сестер. Это были, фактически, единственные взрослые люди, которым она могла доверять. И, поэтому, ни одно семейное застолье не обходилось без них, им всегда были открыты двери нашей дачи, где они приводили отпуска и участвовали также и в моем воспитании. Сестер было 4. Тётя Рахиль, тётя Маня, тётя Удя (Адолина) и тётя Фира (Земфира) Брисовны. Тети они потому, что их моя мама называла тётями (двоюродными) К сожалению, про тетю Рахиль я знаю только то, что у нее случились проблемы с головой и она закончила жизнь в дурке. Тётя Маня и тётя Фира были бездетными. Тётя Маня и дядя Абраша (ее муж) оставили моей бабушке квартиру в Дарнице, что очень расстроило тетю Фиру и она, поругавшись со всеми, уехала доживать в Израиль. Тётя Удя, вышла замуж за гоя и у них были дети. Ее муж, Владимир Никитич, пережил ее и, будучи не очень социальным, связи не поддерживал, а их дети вообще были далеко, и я их почти никогда не видел. Я помню про него, что он, отдыхая с тетей Удей и мной на даче, показал мне как можно сварить и съесть суп из одной сосиски и разваристой картофелины. Разумеется, в этот день тети Уди на даче не было.
Для меня это были пожилые женщины, разговаривающие с тем самым еврейским акцентом и еврейским суржиком, который любят высмеивать русские в шовинистических анекдотах про евреев. Тётя Фира была среди них самая беззаботная и энергичная. Она не была замужем, ее жизнь была богата авантюрами, среди которых поездка в Еврейскую АО на комсомольскую стройку железной дороги и ошибка запутывания в расчетах дуги пути (пять ровных и одна кривая или пять кривых и одна ровная), за которую ее чуть не расстреляли. Расстреляли бы, если бы монетка, которую она подбросила, упала бы решкой.
Меня тётя Фира называла Ромэлэ. Звучало это как [Ghómelee]. Тётя Фира сидит на шезлонге на даче и загорает, наклеив газетку на нос. Ромэлэ, подойди сюда, мальчик мой. Видишь вон то ведро? Не забываем про акцент и неспособность произнести букву р. Пойди набеғи в ведғо воды. Молодец. Тепеғь возьми вон ту тғяпку и намочи ее в ведғе. Какой хоғоший мальчик! Тепеғь возьми эту тғяпку и пғинеси ее навеғх лестницы. Умница моя! Тепеғь вытғи этой тғяпкой веғхнюю ступеньку. Пғевосходно. Тепеғь спустись вниз и сполосни тғяпку в ведғе. Ты у меня такой способный мальчик, Ғомеле! Тепеғь иди навеғх и также вытғи втоғую ступеньку…
— Настя (моя бабушка) Иди скоғее сюда! Смотғи, Настя, мы с Ғомэлэ поміли лестницу!
Тётя Фира любила наблюдать как мой дед занимался садом. Для нее это было волшебство. Дед прививал деревья и потом привои приживались и на одном дереве было сразу несколько сортов фруктов. Однажды она очень долго наблюдала за дедом. Потом пошла со мной через лес на речку. Возле одного дерева, которое изуродовали топором хулиганы, она остановилась и сказала мне назидательно: «Смотри, Ромеле, лесник прививку сделал».
Это было тем более мило, что в лесополосе шириной в 300-500м между дамбой и речкой лесника и быть не могло. Но, оказалось, что там можно было заблудиться, если ты тётя Фира. Мне было пять лет, и я делал то, что мне говорят и шел, куда меня ведут. И единственное, что я сказал тогда тете Фире, что вот этот конкретный пень мы уже раз пять видели и точно ли тётя Фира хочет дойти со мной до речки или это такая игра? Час спустя мы вышли к речке, но совсем не там, где обычно. Как я теперь понимаю, мы час шли вдоль лесополосы, а не поперек. Потом тётя Фира уговорила какого-то лодочника с мотором отвезти нас в знакомое место, а именно на причал для катеров – речных трамваев. И уже оттуда, то есть совсем с другого бока, откуда нас можно было ждать, мы вернулись на дачу. Родственники уже были напуганы нашим долгим отсутствием и встречали нас на дамбе, как раз собираясь на поиски. Тётя Фира чувствовала себя Магелланом и Васко Да Гама одновременно. А я, по тому, как эту историю потом пересказывали, понял, что да, тётя Фира – уникальный человек.
— Ромэлэ, а как дела у вашего соседа по даче?
— Какого, тётя Фира?
— Ну этого, безғукого водопғоводчика!
— У нас нет никаких безруких водопроводчиков!
— Ну как же, я забіла, как его зовут, участок котоғого вдоль дамбы…
— Может, одноглазый пожарник?
— Ой, Ромэлэ, какая ғазница!!!
«Какая разница» — это было явно эхом каких то процессов в нейросистеме ее мозга. Она постоянно путала всё, как дети путают Испанию и Италию или Иран и Ирак. Однажды, ей нужно было сходить в ателье, которое было внизу ее дома, но она помыла голову и не хотела с мокрой головой выходить, не зная часов работы ателье. В СССР нормальных бытовых фенов тогда не было. И тётя Фира решила позвонить в справочную. Плохая телефонная связь, тётя Фира картавит настолько, что никто, кроме близких не различает ее букву р и фрикативную букву г. Всё было сделано для того, чтобы тётя Фира смогла получить справку.
— Добый день!
— Скажите, ві не знаете телефон ателье «Ғусь»?
— Такого ателье нет! Короткие гудки. Тетя Фира не сдается и звонит еще раз. И снова короткие гудки. На третий раз, она сменила тактику:
— Девушка, ві только не вешайте тғубку! Я вам уже тғи ғаза звонила и все тғи ғаза ві бғосали тғубку. — Тетя Фира не догадывалась, что операторов больше одного.
— Да, что вы хотите!
— Я тғи ғаза спғашивала телефон ателье Ғусь, а вы ғовоғили, что такоғо ателье нет, но ві понимаете, я же жіву в этом доме. Я пғосто помыла ғолову и хочу узнать, коғда у них пеғеғыв.
— Какой адрес?
— Воздухофлотский пғоспект столько-то
— Может, Лыбедь?
— Ой, девушка, какая ғазница!!!